Бийск ковидный госпиталь телефоны

Часто задаваемые вопросы

о Городской больнице №2, г. Бийск Ковидный госпиталь

• 
  

  
  
  ☎️ Какой номер телефона у Городской больницы №2, г. Бийск Ковидный госпиталь?
  
  

  
  

  
  Номер телефона
  для ваших звонков: +7 (3854) 25-51-67.
  

• 
  

  
  
  🕖 Можно ли узнать режим работы Городской больницы №2, г. Бийск Ковидный госпиталь?
  
  

  
  

  
  Городская больница №2, г. Бийск Ковидный госпиталь функционирует
  24 часа в сутки, 7 дней в неделю.
  

• 
  

  
  
  ⭐ Каков рейтинг этого места
  на сайте Zoon.ru?
  
  

  
  

  
  В среднем компания оценивается пользователями Zoon.ru на 4.
  Вы можете описать свои впечатления о Городской больнице №2, г. Бийск Ковидный госпиталь!
  

• 
  

  
  
  ✔️ Насколько достоверна информация, размещённая на этой странице?
  
  

  
  

  
  Zoon.ru делает всё возможное, чтобы размещать максимально
  точную и свежую информацию о заведениях.
  Если вы видите неточность и/или являетесь владельцем
  данного заведения, то можете воспользоваться
  формой обратной связи.
  

Записаться на приём в городскую больницу №2, г. Бийск Ковидный госпиталь по телефону: +7 (3854) 25-51-67.

Пляшет, плачет и поёт коронавирус

 — человечеству огромный минус…

Вспоминаю безобидный милый грипп

и осенний, и весенний  ветра всхлип:

отлежался до недельки без заботы

и бегом, воскреснув снова, на работу… 

 И. Шевцова.

Меня вывели 30 октября вечером на запасное крыльцо без ступенек до земли примерно см 40, и захлопнули железную дверь… Ещё довольно-таки слабая, с сумками-вещами, я не рискнула ступить вниз, боясь, что от слабости и головокружения  не смогу спрыгнуть и удержаться… неужели нельзя как-то облагородить запасной выход, хотя бы трапик бросить… Рядом  зеленели и голубели ракетные конусы кислородных баллонов… Хотела свободной рукою взяться за один из них, но почувствовала неустойчивость их стояния, и не рискнула…  Хоть бы руку мне подала Оля –сопровождающая санитарка, я бы тогда смогла спуститься, но она вывела сюда: -Иди! – и захлопнула дверь…

Падать с сумками вниз я не захотела, а нашла в себе силы и рванула на себя закрытую наглухо дверь, она «откликнулась» по — человечески, и- поддалась моей слабой руке… Я вернулась назад в приёмный покой, слёзы в моём голосе смягчили молодого тёмноволосого фельдшера, и он дал добро на то, чтобы я вышла через центральный  вход… В предбаннике коридора уже сидела в маске ещё одна, вновь поступавшая, ждала своего определения… С нормального крыльца я сошла, чуть покачиваясь, по ступеням (какие же они трудные, когда сам слабый!), и направилась к  выходу за территорию.     Октябрьский дождь смочил всё, что смог, наделал луж, а я в лёгких кедах, как скорая забрала, тщательно  обходила воду, стараясь не терять равновесия. Казалось, что  краткому пути нет конца… Мысленно вернулась в приёмный покой, куда меня привезли 21 октября, десять дней тому назад, так как КТ -2 показало 50% поражения лёгких…

Средних лет, светлобровый мужчина, очень благородный и обходительный врач, в белом скафандре, как все рядом сотрудницы и сотрудники, несмотря на дикую загруженность при поступлении больных,  он внимательно вчитался в сопроводительные бумаги, задал нам с Верой (так звали другую женщину, со мной поступавшую) необходимые для анамнеза вопросы, потом обратился к низкорослой с тёмными бровями (лица медиков закрыты так, что видны только глаза и брови) мед.  сестре:

— Где у нас места есть?

— На втором и на третьем, — ответила та с резким уральским акцентом, напоминая актрису из камеди «Уральские пельмени»…

Спасибо ей за её акцент, я за несколько дней болезни откровенно улыбнулась, стало светлее на душе – будем жить!

Меня и Веру  поместили на третий этаж в палату № 9, рядом  кровати.  Уже хорошо и легче, так как в трудные моменты с чужими людьми сближаешься, как с близкими. И, вот, основной   кошмар болезни позади… Теперь надо искать силы восстанавливаться… Я глянула за ограду, где стояло несколько легковых машин, от одной из них отделилась фигурка женщины (уже в семь вечера в октябре  на Алтае темно) в светлой шапочке – это соседка Катя Разумейко, тоже перенесшая вирусную пневмонию, из квартиры напротив, наняла машину и приехала за мной… Недаром говорят: — Покупай не дом, а соседей. Мои соседи Подолины Таня и Владимир, и, вот, Катя, словно родные, всегда и во всём помогут.  Обещал внук, но сам затемпературил, обещала внучатая племянница, но задержалась на ответственной работе… Ей, Тане Болоховской, мои далеко живущие дети поручили обо мне заботиться, хотя она и без того внимательная и отзывчивая, покупает всё необходимое — от еды до лекарства, сопереживает, помогая и не отказывая ни в чём. Так  не каждый осмелится подвергнуть себя  нечеловечески страшной инфекции.

… Катя  Разумейко привезла меня, а я, войдя в привычные комнаты,  заревела белугой: слёзы дождём, а из гортани нечеловеческие рыдания: неужели я живая и – дома… Катя принесла мне успокаивающие таблетки, промыла полы, вытерла пыль, принесла отцовский чайник –поминайте: отец её умер там, откуда меня только привезли… Нехитрая еда, что приносили мне в больницу ученики и родня, пригодилась, и мы с Катей сделали на скорую руку  бутерброды и побаловались чаем… Душе моей стало легче.

 Вот, Ида Фёдоровна, вы плачете вечер, а я ревела четыре дня. Отходила от всего ужаса, что пришлось увидеть… Недаром, говорят, что там психика ломается. Представьте, за вечер нас приняли восемь больных, а из них умерло четверо.  Мы постоянно слышали, как гремели каталки, на них возили то в реанимацию, то уже умерших…  Только привыкнешь к человеку – он умер… Убирать некуда, лежат подолгу… потом завернут в чёрный пакет и – унесут, там тоже где-то лежит: зонде –команда не справляется, брать некуда – морги забиты… как на войне, в окопах…пока бой кончится, да пока придут те, кому поручено собрать…

Катя, милая Катенька, явилась моею отдушиной в жестокий час… Знаю, что где-то и моя дочь, тоже Катерина, на большом от меня расстоянии за двумя границами, переживает, но руки не подставишь и в такую пандемию сразу не прибежишь…

МИР НЕ БЕЗ ДОБРЫХ ЛЮДЕЙ! И Господь даёт им жизнь,  выводит из чистилища, что зовётся ковидной больницей… В палате нас шестеро, все разновозрастные, с невыносимыми характерами больных слабовольных, с оголёнными нервами, людей. Каждому нужен отдельный подход. Индивидуальное внимание, чтобы болезнь отступила, а больной и врач оказались по другую от смерти линию фронта… Именно, фронта. Здесь врачи не констатируют смерть, они употребляют военное выражение:- Ещё один больной погиб…

Напротив меня у противоположной стены, ближе к выходу из палаты лежит пожилая женщина, Яркова Зинаида, трубки разной длины и назначения идут к «кипящему» аппарату, от него – к носу, чтобы  её лёгкие могли насыщаться в достаточной мере кислородом, не сухим, увлажнённым…  И постоянно, воркуя, словно горлинки, крутятся постовые и процедурные сёстры:

— Ангелина, придержи –ка руку на весу, я не могу найти ускользающую вену..

— Хорошо, Светлана, передай мне шприц, иглу, иглу держи плотнее…

— Ирина, беги скорее на пост, неси аппарат, давление срочно, падает…

— Анастасия, вызывай кардиолога, передай нашатырь…

— Нашатырь кончился, давай что-нибудь, она уходит из сознания…

— Вова и Саша, везите скорее каталку, не придёт в себя, в реанимацию срочно…

Не суетясь, поторапливаясь не спеша, передавая распоряжения друг другу, подхватывая действенные мысли на лету, ещё вчерашние студенты Бийского медицинского колледжа, собрав волю  в кулак и подключая полученные знания, совершают ежедневный подвиг, спасая человеческие жизни в период непредсказуемо страшной мировой эпидемии неизведанного до конца чёрной чумы фашизма – COVID-19… Буквально, ещё два часа тому назад Зинаида Яркова принимала звонки от детей, внуков, близких. Дыша тяжело и чуть со стоном, она объясняла им, что идёт на поправку, что медики делают всё, что в их силах…

— Здесь ко всем относятся, как к самым близким и родным. За мною ухаживают и нянечки, и санитарочки, а  курирующему врачу Елене Владимировне и цены нет в её внимании и добродетели…

На том конце провода успокаиваются, начиная верить в обязательное выздоровление любимой матери, бабушки… Да и больная, какой уже 80 лет, старается бодриться, улыбаться нам, соседкам по кровати. С трудом достаёт принесенную ей грушу, режет пополам, угощает меня, есть, медленно смакуя, сама.

— Вот, я и поела, можно и отдохнуть. —  Она тихо и медленно, чтобы не сместить трубки, идущие к ней и от неё, укладывается на бок: врач запрещает больным с воспалением лёгких категорически спать и лежать на спине – только на боку или на животе…

Укладывается Зинаида на правый бок, лицом к нам, прикрывает глаза и начинает дремать, в дрёме вздрагивая и даже вскрикивая, тяжело дышит… Потом ей вновь звонят внуки, приносят санитары очередные сумки «с воли», Зинаида старается всех угостить, тяжело и часто дышит:

— Только бы поправиться, внуки-то плачут обо мне…

— Обязательно все поправимся, врач у нас хорошая, знающая, она не допустит плохого…

— Да, проклятый диабет  измучил меня…  И сердце, и сосуды… Опять язык сохнет, поднялся сахар в крови,- вон девчонки идут мерить…

— Давайте, бабуля, ручку, сахарок измерим?- это постовая Клинаева Анастасия в белом комуфляже, словно в космическом скафандре, принесла всё для взятия крови на сахар…

Через некоторое время неутешительный результат: 16,5 сахара в крови…

Вот, привязалась напасть, ничего нельзя ни мучного, ни сладкого, а я так люблю, — сокрушалась Зинаида. Потом снова прилегла, но принесла процедурная Ольга Лемешова «фонари-фонарики» — капельницы, и уже через готовый катетер вскоре закапала живительная влага. И снова Яркова Зинаида умиротворённо засопела, задремала, продолжая тяжело и трудно вдыхать и выдыхать увлажнённый кислород… А процедурная обошла с «фонариками» нас, нуждающихся в них, и палата обрела временный покой, как природа в благодатный тёплый дождь…

В этом госпитале, где врачи говорят вместо «умер»  «погиб» нет тихого часа, отбоя…  Здесь ночами спать невозможно: изматывается и мед. персонал, и больные… Рабочий день медиков круглосуточен и  начинается в 4 утра, напоминая нам, детям войны  точное время, когда «Киев бомбили и нам объявили, что началася война»…

Он умер, а в кармане телефон

Надсадничает и настырничает –

И тишины прострелен фон,

И светятся не кнопки – дырки…

Нечаянно  он дёрнулся в  руке –

То повеление души, парящей  рядом,

Над лбом ещё живые пряди,

И палец на экране, что курке,

Застыл, взвести не в силе

Мысли отлетавшие –

Кому-то просигналить о кончине.

… Звонила внучка дедушке, мечтавшая

Поздравить с днём Его рождения…

Как бы ни было прискорбно, но пожилой мужчина, поступивший два дня тому назад и определённый в отдельную с одной койкой палату, от нас напротив, умер, хотя для него делалось всё, что положено при этой дикой вирусной пневмонии… Естественно, что тех двух часов, когда определяется конкретная степень смерти, никто не отменял, потому и умершие  находятся неподалеку от живых это время, а то и случается большее, если нет возможности у специальных служб, в связи с эпидемией и перегрузкой, убрать  и вывезти тело в предназначенные для этого места… Но вот появляются санитары: Саша, Вова, Оля, гремит каталка – все в палате припадаем к подушкам, санитары делают своё дело слаженно и чётко, словно они в этих «окопах» под свист пуль – не один год совершают гражданский и боевой подвиг, подавляя в себе отвращение к смерти, зная твёрдо, что это исполнять надо во имя стремящихся к жизни и побеждающих смерть…  Каталка гремит уже вдали коридора, и мы, больные, облегчённо вздыхаем. В каждом из нас просыпается чувство хотящего во что бы то ни стало – жить!

И сейчас, здесь в этом здании бывшего род. дома оборудован срочно коронавирусный госпиталь, куда «денно и ношно» ведут, везут, несут тяжелобольных , чтобы спасти мать, бабушку, сестру, брата, отца, дедушку, друга, знакомого или просто упавшего от слабости в транспорте, на улице… Вирус догоняет, обгоняет, летит, впивается, внедряется, как трассирующая незримая разрывная изнутри пуля…

— Пастухова, Шевцова, Ганн, — в процедурный на сдачу крови…

— Приготовили пальчики, проверим кислород…

— Приготовили подмышки,- Катя Тырышкина, постовая сестра, по-деловому легко сбрасывает старые результаты  с градусников, отдавая каждому:

— Протрите  подмышки, ставьте плотнее градусник… — уходит в следующую палату, выключая свет: пусть больные чуть отдохнут от постоянно лезущего в глаза невыносимо яркого света дневных параллепипедных ламп.

Но через минуту-две другая постовая Черепанова Лена включает общий свет – она бережно несёт на подносе стаканчики с  фамилиями больных: в каждом  куча разных таблеток, индивидуально прописанных врачом для  больного… Мягким легким светящимся голосом, она ласково обращается  к больным по фамилии, оставляет поднимающие на ноги таблетки- невыносимо горькие, противные, но необходимые для выздоровления, мы приберегаем их к  завтраку ( к обедя или ужину), чтобы проглотить вместе с пищей…

— Который час?- интересуется Надя из села Алтайского?

— 5-10…

— Так рано! Давайте, девчонки, чуток поспим, хотя бы до завтрака…

Кто-то из нас выключает свет. Припадаем к подушкам… Но свет снова включает постовая Леночка, начинает собирать градусники, записывая температуру, измеряя «кусачками», придавливающими пальцы, кислород. Тоже данные старательно записывает…

— Я не могу найти градусник, был же, сама ставила, может, Леночка, вы забирали…

— Нет, — перерыли всё, что могли и на койке, и рядом: градусник, как смыло…

— Господи, да куда же он делся?

— Больные постоянно теряют градусники, то разбивают, их  катастрофически не хватает, — досадует  постовая.

— Да, вот он! – восклицает Надя?

— Где?- все заинтересованно…

— Не поверите, в бюстгальтере. И как я его не ощущала?..

Все облегченно расхохотались, и уже тяга ко сну прошла: все враз заходили, кто в интересные комнаты ушёл, а оттуда в процедурный кабинет на ингаляции. После ингаляции прилегла и я: ведь только седьмой час утра, до завтрака ещё есть время… Но вдруг неестественно застонала бабушка Зинаида… хватились, а у неё в аппарате почти кончилась вода, через которую проходит кислородо-обогащающий шланг… прибежали постовые, процедурные – всё быстренько наладили, всё пришло в норму, и Зинаида потянулась за соком, что передали внуки.

— Баба Зина, а сок-то сладкий? Вам нельзя сладкий, — поставленным административным тоном больная  Лена, опытный бухгалтер, предупредила пожилую женщину,

— Я знаю, сквозь нарастающую одышку, согласилась Зинаида, но и дети, и внуки мне приносят всё несладкое, понимают, что мне это нельзя…

Ещё покопавшись в немудрёной тумбочке, сидя расслабленно, баба Зина выпила принесённые таблетки, заела, чем смогла, и улеглась осторожно, лицом к нам, постоянно сопровождая вдох и выдох присущим надсадным стоном…  Кто-то, успокаивая её, говорил полусерьёзно: — Хватит! И она, дыша тяжело, убирала стоны, как бы утихая и засыпая… Потом уходила в сон, спокойный и мирный, словно за сном таяли  временно проблемы с нездоровьем… Добрая, светлая, приветливая, воркующая бабушка Зина пришлась всем по душе, несмотря на офигенную разницу в характерах лежащих здесь больных. Она, как бы, являлась центром притяжения добра и нежности, примером русской, православной бабушки, благодаря какой и продолжает укрепляться дух взаимовыручки, взаимопонимания и высокого благородства.

Завтрак прошёл мигом: кашу сглотнули все- дома так её не сваришь – не разваришь, как это делают казённые повара, и постоянная кормилица, что возит еду из Бозовской больницы Маркова Татьяна Васильевна, совершает свой подвиг: укрепить здоровье ослабленных вирусом больных… И это ей удаётся: не каждый тяжелобольной имеет аппетит, и кормилице приходится брать кашу, суп или второе, ложку и уговаривать отворачивающего от еды больного:

— Съешьте же хоть одну ложечку, вам же надо вставать на ноги, и быстрее, а силы-то в организме нет без еды, давайте, поедим, — нехотя, но надо, и ложка за ложкой исчезает еда из тарелки, — молодец, — подбадривает Татьяна Васильевна, облегчённо вздыхая, торопится снабдить едой других, ждущих её, больных.

От слаженности всего коллектива, его отношения к больным зависит выздоровление тяжелобольных, средней тяжести… Лёгких больных сюда не везут, определяют в Первомайку или другие больницы,  или оставляют дома под наблюдением участкового врача… А участковый не имеет рентгеновский глаз, и бывает, что затягивается болезнь, и спасти уже больного невозможно, как говорит диктор радио «Комсомольская правда», что органы «здравозахоронения» подчас виноваты в смерти больного… Но в бийской провинции  всё и вся подчинено «вытягиванию» больного, не побоюсь сказать, с того света.   И подключение к концентраторам кислорода, и компрессорные ингаляторы, и капельницы различного назначения, и объёмная терапия, различного рода исследования крови, мочи, лимфы больного. Хотя и медики не всесильны, если болезнь охватила 75 – 90% лёгких, привозят иногда и без сознания: спасать уже некого и нечего… Приведу пример. Веру, что положили вместе со мной, перевели в другую, более оснащённую  палату, так как ей становилось хуже, и держалась температура. На её место положили тяжелобольную из другой больницы, доставили на каталке, идти сама не могла:

— Ой, там, где я лежала,  прекрасный дизайн и условия содержания больных лучше, — в первый день пребывания поделилась с нами новенькая…

— А сколько Вы там пробыли?

— Да около двух недель…

— И улучшения никакого не почувствовали?

— Там делали всё, что в их силах, но специальных таких препаратов, как здесь, там нет, поэтому и перевели сюда…

Уже на третий день усиленной терапии, благодаря вниманию медперсонала, аппаратам и нужным препаратом, подключением к кислороду, ингаляциям, молодая женщина встала на ноги, взбодрилась и — пошла на поправку…    Недаром говорят, что изба красна не углами, а пирогами… Да, и здесь в ковидном госпитале постоянно следят за чистотой и уютом добросовестные санитарки и санитары, например: Каргина Надежда Юрьевна, Кузьменко Александр, Шарипова Наталья Михайловна, бывшая сестра- хозяйка, ушла в санитарки в связи с повышением давления и «баловством» сердца. Могла бы уволиться по состоянию здоровья, но понимает, что здесь во время этой «чумы» 21 века каждый человек на вес золота, и бросить коллектив она не может… Быстрая и исполнительная Какаджан Ольга и нежная, ласковая с больными Анастасия Волжина, весёлый, отзывчивый, сочиняющий любительские песни,  Рыжков Иван Владимирович, санитар, сильный, молодой, активный, помощь которого постоянно нужна:

— Иван, скорее каталку, женщину повезём в реанимацию…- и Ваня спешит, с помощью опытного медбрата Выгурова Владимира, они укладывают нашу Зинаиду Яркову по указанию лечащего врача Зозули Елены Владимировны на каталку, застеленную белоснежной простыню, и после сделанных необходимых реанимационных инъекций: внезапно упало давление, пульс нитевидный, бледность и холодный пот – быстро, все вместе, как стая голубей, постовые дружно отправили Зинаиду  в реанимацию, и, вернувшись, озадаченно и чуть удрученно переговаривались между собою, зная, что в их силах было сделано всё, чтобы спасти пожилую со многими хроническими болячками, женщину, поступившую, как и многие сюда со значительным поражением лёгких…

И все мы так, авось пройдёт, и тянем, вызывая врача тогда, когда уже нет мочи дышать, а то и двигаться… Тем более, при вирусной пневмонии, лишний час промедления, может стоить жизни любому, даже тренированному спортсмену… Мимо по коридору в сторону процедурного кабинета медленно передвигаются ходячие больные, среди них, здоровые средних лет мужчины, как быки или слоны на вид, но поражены вирусом их лёгкие, и они даже не в силах свободно двигаться, словно на их плечи навалены огромные металлические тюки, и мужчины настолько слабые, что еле-еле передвигают свои отяжелевшие ноги, некоторым помогают санитары, а совсем слабых везут на каталках до туалетов или используют прямо в палате утки, ибо человек так ослаблен, что не может совладать с собой… Казалось бы, такого огромного и волевого не мог свалить этот микроскопический вирус, а нет, точит изнутри, сворачивается кровь, забивает альвеолы, и ничего, практически, невозможно сделать, если состояние больного запущено… И то, щебечущие ласточки, крутятся около тяжелобольного  сутки-двое, и спасают же! Молодые сильные и смелые, медики, словно белые крупные бабочки порхают над лежащими больными, собирая их волю, подбадривая, чаще ставят на ноги, чем отвозят на каталке… И за это им НИЗКИЙ ПОКЛОН до матушки-земли… За это им целовать и миловать надо их серебряные руки и золотые души.  Опять раздался чей-то душераздирающий крик, рыдания, всхлипы, и знакомый голос постовой сестры:

— На плечо моё обопритесь, поплачьте, поплачьте, так легче будет…

— Что Вы меня успокаиваете? Как я без него буду жить!

— А для детей и для внуков, знаю, что у Вас уже правнучка есть…

— Мы же вместе с ним вчера поступили, и его уже нет, как же так?

 У него очень большая площадь поражения лёгких, сердечная недостаточность, диабет – всё вместе, и сердце не выдержало… Сейчас пойдёмте, ложитесь, вон процедурная несёт Вам капельницу, вы тоже у нас проблемная с хроническими болезнями… Давайте вместе будем бороться за вашу жизнь, помогайте нам, не расслабляйтесь. Вы нужны сейчас детям и внукам, подумайте об этом…

Всхлипы женщины постепенно успокоились, после капельницы она уснула. А к нам в палату на освободившуюся кровать привезли тёмноволосую, энергичную Риту. Она старалась идти по нужде сама. А возвращалась еле-еле:

— Девчонки, у меня почему-то ноги не идут, еле волоку, и постоянная температура измучила меня.

Пришла на обход Елена Владимировна, осмотрела новенькую:

— А где ещё-то болит?

— Да, вот, в области сердца, — и показала, что болит где-то под грудью.

— Если сердце,  то болит вот здесь, я-то знаю, когда и как сердце болит, но понаблюдаем. Назначу лечение.

И уже минут через пятнадцать постовая сестра поставила соответствующие уколы, дала таблетки…

— Девчонки, мне реально лучше, и температура спала, — обрадовано сообщила нам Рита,- она достала нужные, прописанные от давления таблетки,- вот зубами пополам делю, ножом не получается, обязательно не ровно, и рассыпаются…

—  Тоже  пытаюсь ножом, всё равно рассыпаются  не так, как надо, -посетовала я.

— Попробуйте, на зуб положите и откусите – будет ровно пополам.

И я потренировалась. Здорово и ровно получается.

— Спасибо, Рита, за науку. Все мы друг от друга чему-то набираемся полезному, учимся. Надо бы запить, да  с водой перебои. Рита, я у тебя стаканчик отолью из бутылки?

— Нет, воду не дам, самой не хватит,- и не дала.

— А в хлебе и воде нельзя никому отказывать,- вырвалось у меня.

— С водой перебои, вдруг долго не привезут. Не дам.

— Возьмите у меня, — это Надя Пастухова разрешила мне. Она меня и яблочками запашистыми, на вкус отменными, угостила. Дай Бог ей здоровья.

А через сутки у Риты опять — температура и ухудшение состояния, снова  ноги не идут.

— И состояние общее «хреновое»,-  выразилась Рита.

Сделали срочную кардиограмму, врач внимательно расшифровала, сделала указание постовым и санитарам:

— Срочно в реанимацию, вещи её пока оставьте здесь…

И опять белые голуби и голубки быстро, не теряя времени, аккуратно переложили Риту с койки на каталку и — бегом в реанимацию.

—  Вот,  это я понимаю оперативность, — обрадовано подытожила Елена Ганн,- Хорошо, что врач так поздно и в отделение оказалась… А до утра бы Рита могла и не дотянуть.

               Е.Н. Зозуле

 Птица в полчеловека

Садится на тонкую ветку –

Выдерживает её та…

Зяблик жмётся к травинке –

Она согревает его,

Как тёплое полотно…

Я к милому за улыбкой

Всей потянулась душой,

А он развернулся и – ушёл:

Холодно птице на ветке,

Зяблику мягко в траве –

Весь мир из прозрачной сетки

Сквозит,

Но не холодно мне…

***

Взгляд постовой сестры

Блик от солнца – этот взгляд.

Взгляду каждый, знаю, рад:

Распахнёт она ресницы,

Что у солнечной синицы,

И потянется к ней сердце –

Ведь ласкает, а не сердится…

Блик от солнца – сердца крик,

Оставайся, милый лик.

  Тырышкина  Катя, Черепанова Лена,Росинская Ирина, Березикова Ангелина, Бойченко Светлана, Клинаева Анастасия, Выгуров Вовчик, Львутина Анастасия, Татьяна  Редкозубова, Елесина- Наймушева Ирина, Шитяева Юлия — постовые сестры; Пожидаева Ирина, Живаева Екатерина, Ольга Лемешова – процедурные сёстры: Какаджан Ольга, Кузьменко Александр, Рыжков Иван, Каргина Надежда – санитары; Маркова Татьяна Васильевна – кормилица; Зозуля Елена Владимировна и Гопоненко Наталья Ивановна – ведущие больных в определённых ими палатах – доктора.

 Этим обыкновенно-необыкновенным людям, совершающим незримый боевой и гражданский подвиг, хочется посвящать стихи и песни, говорить о них громко на всю страну. Представьте себя в закрытом панцире — специальной рабочей форме от пят и до головы, герметично закрытой от внешнего мира. Смена трудится четыре часа: нельзя  пить воды, ходить по нужде – ничего нельзя, кроме выполнения своих прямых обязанностей – любыми средствами, какими сильна медицина, поставить больного коронавирусом на ноги, заставить его жить! После 4-ёх часовой смены медики спускаются вниз, на первый этаж, где живут. Пока разденутся, приведут себя в порядок, поедят, и отдыхать остаётся час-два… Потом снова скафандр и — на этажи — к больным. Так круглые сутки. Иногда кто-то сваливается, но, отлежавшись, идёт снова в бой с непредсказуемой чумой 21 века. Вот и снова Ольга Лемешова несёт «фонарики»-капельницы, осторожно, по-матерински легко и по — медицински ловко и уверенно разбинтовывает уже поставленный в сосуд катетер, вводит шприцем нужное лекарство, затем подключает капельницу, регулирует её и отходит к следующей больной… Из редких фраз, что я с ней перекинулась, узнала, что у неё двое сыновей, один учится в Новосибирске, получает высшее образование, другой школьник.

— Поди,  ребёнок не дождётся маму домой, коли вы здесь круглыми сутками?

— Помогает папа, одной было бы трудновато,- певучим голосом откровенничает  она.

— Поёте, наверное, голос-то нежный? И фамилия, почти, как у певца Лемешева…

— Фамилия-то, действительно Лемешева, но при оформлении документов написали в паспортном «О» вместо «Е», переделывать хлопотно, не стали.

— Везде человеческий фактор, страшнее, когда самолёт падает…

— Вот так и мы решили, и оставили…

— Может, кто-нибудь из детей, будет жениться, назад вернёт нужную букву?

— Всё может быть,- соглашается Оля.

Она сделала процедуры, назначенные врачом, всем, чтобы быстрее поправлялись,  и заторопилась в другие палаты, где её ждали такие же, как мы, разной тяжести больные.

***

Голос бархатно-нежный

Процедурной Ольги Лемешовой,

Всегда белая, пташка снежная,

Прилетит и присядет рядышком,

Дам ей рученьку – ладонь оладышком,

И целительно, и велительно

И уверенно доверительно

Вводит в вену мне

Струи вод живых,

Возвращающих к свету, чтобы млеть

Чтобы жить светло, да и праздновать,

Различать цвета и цветы дарить

Белокрылым от Гиппократа!

Оля, Оленька, как я рада,

Что дала мне крылья ещё парить…

Стараниями мед.коллектива я чувствуя ото дня в день улучшение своего состояния и возникает естественное желание узнать больше о каждой медсестре. Я прошу одну из них  Екатерину Тырышкину рассказать о себе и что её подвигло на то, чтобы идти сюда, в «чистилище» работать, не зная просвета и отдыха и ни дня, и ни ночи, и Катя добросовестно написала о себе:

Дорогой читатель, меня зовут Тырышкина Екатерина Анатольевна, я занимаю должность постовой медицинской сестры в инфекционном госпитале 2-й горбольницы.  Мне 20 лет, история моей профессиональной деятельности началась, как и у всех, со школьной скамьи. Среднее образование я получила в 19-ой школе, что  в районе Мочище на Севастопольской улице  в Бийске. После 9-ти классов и сдачи успешной всех экзаменов, передо мной стал выбор будущей профессии, который определит всю мою судьбу. Это решение далось мне с трудом, так как с пяти лет мечтала связать свою жизнь с изобразительным искусством. Но мои родители всё же настояли на медицинском образовании. В силу своего возраста я, конечно же, подчинилась их давлению, о чём в дальнейшем не раз пожалела. Годы обучения в Бийском медицинском колледже были непростыми. Но сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать, что пролетели они довольно-таки быстро, интересно и весело. Там я встретила много хороших людей, с какими по сегодняшний день поддерживаю дружеские отношения. Так же колледж дал мне возможность обучиться технике медицинского массажа и в  дальнейшем развиваться в этой сфере, чем я и занимаюсь после его окончания.

***

Не зрила я вторую мировую,

Я третью ощущаю, зрю,

Прошу багровую зарю:

-Оставь родных, меня живыми…

Ракеты так не убивают

И стольких душ не забирают,

Как бионапасть на людей…

 Екатерина  Тырышкина

Но 2020 год принёс страшную пандемию под названием COVID -19, в Бийске экстренно развернули госпиталь, куда срочно потребовался медицинский персонал. С  целью отточить свои навыки как медицинской сестры, я приняла решение о трудоустройстве сюда. Мне так же  интересно познание специфики работы с ковидными больными. Первое время мне было  очень тяжело привыкнуть к необычному графику работы, к бессонным ночам, проведённых на сменах, к большому количеству постоянно вновь поступавших на лечение пациентов, за которыми нужно осуществлять постоянный уход, контролировать их состояние, оказывать быструю медицинскую необходимую помощь при приступах, падении давления, диабетической комы и других резких спадов состояния больного… Но на данный момент, проработав здесь три месяца, я уже не могу представить свою жизнь без обстоятельств, приведших меня на эту  нужную людям должность и тех медсестёр и медбратьев, с какими меня свела судьба в процессе сложной работы…

***

Случались интересные моменты с поступлением больных «голубых кровей» по чьей-то протекции, и снова человеческий фактор. Чтобы выслужиться или скорее всего угодить, срочно выполнить указание свыше, в палату к нам вбегает санитарка Ольга и больной Елене  заявляет:

— Быстро освободите  свою кровать, я вам поставлю другую…

А Елена — та женщина, которая «не на ту напали»:

-А почему я вам должна отдать удобную для меня кровать?

— Потому что поступающая с грыжей спины, и ей нужна устойчивая поверхность…

— А у меня тоже  грыжа на спине, и я на этой кровати лежу 5-ый день и не сойду с неё…

В этот момент входит постовая сестра:

— В чём дело?

Санитарка Ольга ей что-то шепчет на ухо… А постовая ей отвечает громко вслух:

— Если поступающая такая блатная, то пусть из дома приносит свою кровать, а больных не трогай…  Пошли, положишь  поступающую на  ту кровать, какая есть в наличии…

— Ура, я победила!- воскликнула Лена. Почему я должна мучиться и проваливаться до пола на растянутой пружине, нет, свою кровать не отдам.

Кстати, кровати, в основном неудобные, старые с растянутыми, проваливающимися пружинами…

***

Я дожила до 3-ей мировой,

До вирусной коронабойни,

Где нет совсем передовой,

Где схватка в ближнем бое –

Борьба всего и воли, и апатий,

Где люди напоказ, нутро их –

Наизнанку,

Больные, что дежурные в палате,

Меняют взгляд на жизнь,

Свою осанку…

И  рядом мёртвого закрыли,

Каталку ждут – опять мужчина,

Вчера дышал, любил, смотрел,

Сегодня в чёрном сложил крылья,

Никто не знает званья, чина:

Коронавирус – вся причина…

Воюет мир, показывая силу,

И враз окрепли доллары и знаки

Величия, различий, но растим же

Детей не для смертей – для Зодиака…

И никакие деньги, нравы, склоки

Не сберегли Рай в жрущую эпоху –

Пока в Чистилище помещены,

Не ведая. На жизнь иль смерть

Помечены…

   Интересная «штука» интуиция. Меня положили до обеда 21 октября, немощную, с высокой температурой… Но по нужде я ходила сама, покачиваясь и придерживаясь стенки… Проходя мимо одной из мужских палат, я заметила, как светловолосый мужчина встрепенулся и привстал на кровати, качнувшись в мою сторону. Но мне было очень тяжело, и я не приостановилась, а продолжала идти по назначению: — Пойду назад, посмотрю, кто это? Но сознанием поняла, что это кто-то очень знакомый. А уже возвращаясь, увидела, что этот мужчина отвернулся к стенке и накрылся одеялом…

-Что же я буду его тревожить, да и в палаты чужие запрещено строго заходить, чтобы не подвергать себя и других инфекции…

И, покачиваясь от слабости, направилась к своей палате. Но чувство, что мне человек знаком, не покидало меня… А вечером 22 октября мимо в сторону реанимации провезли мужчину, и снова мне что-то подсказало, что его я знаю… Но кто он? А через сутки мне позвонил председатель Совета ветеранов МВД (Бийское отделение) Александр Аркадьевич Селезнёв и сообщил, что в нашем госпитале  умер член Совета  Владимир Фоминский. Всегда весёлый, активный, жизнерадостный, чуть прихрамывая, он безотказно трудился на вверенном ему месте… Любил детей, и трудился в детских учреждениях, и дети отдавали ему свои сердца. Это был большой ребёнок, искренне верил во всё прекрасное на земле!

Думаю, что каждый, общаясь с другими всю жизнь, оставляет себя частицу во всех и во всём, распределяясь и умственно, и энергетически… Сами, не понимая до конца закона распределения, мы все несём друг друга по жизни, активизируя и физическую, и умственную энергию. Сегодня вас окружают люди с именем, например, Александр, а проходит время, они отходят на задний план или, вообще, исчезают из вашего полязрения, ибо вами взято от них всё, что предназначено свыше, а ими – от вас… И уже даются нам новые знакомства, новый порядок имён, новые, незнамые до этого и физические и умственные знания. Так черпанием друг от друга знаний, меной знакомых и друзей, мы насыщаемся, мудреем, побеждаем, казалось бы, непреодолимое. Каждый поток знаний, приходящий к нам с новым знакомым, заведомо уже спланирован вечностью.

Так, неожиданно Светлана Карпова, член нашего Совета, принесла мне рукопись сценария Евгения Мамыкина о Нине Бондарь, танкистке, прошедшей фронт и вместе со своими сверстниками, ковавшей Победу страны Советов над фашистким терором. Волею судьбы мы жили от неё на соседней улице Транспортной,44, а она по Промышленной, что проходила за забором Авторемзавода. Будучи девочкой, я с подругами бегала к Нине Ширяевой-Бондарь напрямую через огород, чтобы поглазеть на военную форму, усыпанную наградами. Она брала нас поочерёдно на руки, разрешала нам трогать холодный маталл медалий, таинственно улыбалась… Потом нас угощала нехитрыми драниками и чаем… Довольные, мы запомнили это на всю жизнь. Имея  кое-какой опыт редакторской работы, я внимательно прочитала сценарий Евгения Мамыкина, написала к нему небольшое предисловие о Нине Бондарь, словно о родном человеке, ибо ничего нет значимее воспоминаний детства. Затем я откровенно  радовалась тому, что Евгений опубликовал свой киносценарий в значимом для литературной России журнале «Современник»:

— Идия Фёдоровна, поздравьте меня с публикацией…

— Поздравляю от всего сердца и очень рада! Как дела и как себя чувствуете после Москвы?

— Да всё, вроде бы, хорошо, только меня почему-то всего ломает и температура…

— Так, Вы, наверное, в столице или в дороге «подцепили» коронавирус, срочно принимайте меры, лечитесь, он очень тяжёлый…

— Я всё знаю, Идия Фёдоровна, мне не страшно: у меня мама – тарапевт, она меня в любом случае вылечит…

— Но коли мама-терапевт, я за Вас спокойна, поправляйтесь…

Не проходит и недели, мне Света Карпова звонит:

— Идия Фёдоровна, у нас горе, умер Женя Мамыкин…

-Да, Вы что! У него же мама – врач?

— И его мама в тяжёлом состоянии…

— Вот это трагедия. Примите моё соболезнование. Я бы пошла проводить его в последний путь, да сама плохо себя чувствую…Вложите от меня сколько надо на венок, при встрече отдам… Какое жуткое горе.

И вот я в больнице тоже с вирусной пневмонией…

-Где это вы, Ида Фёдоровна, подцепили,- задают мне вопрос молодые медики.

— А где подцепили тысячи умерших от ковида? Все ходим теми же путями: магазин, почта, аптека, работа… Знал бы где упасть – соломку подстелил бы,- такова народная мудрость… Идёт человек, упал и – нет, как птица падает в сорокоградусный мороз. В том-то и счастье человека, что не знает, когда и где точно кончится его путь? И всегда – неожиданно, даже если и хронически больной.

Здесь же в больнице, выбрав удобное для врача время, уточнила:

— Простите, хочу узнать ( и пояснила, как я знаю Евгения Мамыкина), можно ли было его спасти?

— У него диабет, очень высокий сахар в крови, да и другие с этим связанные хронические, трудно поддающиеся лечению, болячки. Всё, что от нас зависело, сделали, но он погиб,- Елена Владимировна  опустила взгляд, словно она виновата в чём-то.

— А его мама как, живая?

— Нет, она тоже погибла. Весь смысл жизни её был в сыне, и когда его не стало, резко ухудшилось и её состояние. Ничего сделать не смогли, чтобы Идия Хакимовна осталась жива…

— Всё равно Вам огоромное СПАСИБО и всему  коллективу, я вижу, как вы здесь пашете, как бьётесь за каждого человека, несмотря на возраст и его болячки, верны до микроклеточки своей души клятве Гиппократа…

— Идите, ложитесь, а то в коридоре сквозняки, чтобы не охватило вас потную и слабую…

А в палате уже больные поздравляли друг друга с Днём рождения комсомола…

-А мне принесут мои ученики цветы, — похвасталась я…

— А мы решили врачу цветы подарить от нашей палаты…

— Я только – за.

Быстро собрали нужную сумму.

Уже примерно через два часа сын одной больной передал цветы, и когда в палату вошла с обходом Елена Владимировна, ей торжественно вручили семь тёмнокрасных роз. Её глаза залучились благодарным светом.

— Спасибо!

— Это Вам  благодарность за Ваш благородный и почётный труд по спасению людей. Спасибо огромное. Терпения Вам и здоровья. А когда мои ученики  Олег Кошелев и Александр Максимов  передали три шикарных крупных розы, я их тоже отнесла в ординаторскую. Там  и врач, и постовые  заполняют нужные бумаги, берут назначения и круглые сутки крутятся от поста – к палатам, от процедурной – к тяжелобольным – бегом, бегом, бегом, ибо минута промедления может стоить жизни больному. Пусть цветы радуют наших спасителей.

Интересно, что в  день рождения комсомола 29 октября 1961 года на вечере в клубе Спичфабрики я познакомилась  с будущим мужем Шевцовым Геннадием Васильевичем.  И мне  стало  очень приятно, когда племянница Нина Шевцова от своих родственников вечером передала приятную посылку с подарками и продуктами… Такое внимание со стороны близких поднимет на ноги любого тяжелобольного, и настроение – ВЗЛЁТА, и жить хочется — ВТРОЙНЕ! И постоянные звонки внимания от Ольги Шевчук, редактора альманаха «Академия поэзии» (она сама переболела пневмонией), Ларисы Стреколовской, администратора Дома писателей,г. Москва, от Юрия Прокофьева, заслуженного журналиста, шукшиниста из г. Кимры, от сына Василия и дочери Катерины, постоянно волнующихся за моё состояние, Андрея Эйсмонта, Марии Лесных, Алины Т. — моих студийцев из «Ветки сирени» — как много это значит в трудный период болезни! Любое внимание к больному со стороны близких, родных, знакомых в десять раз лечит сильнее, чем антибиотики и новейшие лекарства…

…  Санитарочка Надежда Юрьевна озабоченно спрашивает:

— А где сумка Ярковой Зинаиды, которую увезли вчера в реанимацию?

— Так, все вещи ваши же сотрудники перебрали и описали, а потом унесли к ней. Всё сделали добросовестно,  все это видели…

— Куда же делась сумка-то? – разводит руками санитарка.

— Всё, всё нашли, родные уже забрали, — это громкоголосая Оля поспешила успокоить ищущую.

— Как родные забрали? А что с бабой Зинаидой? – почти в один голос спросили мы.

— Нет уже бабы Зины, не спасли, и давление, и диабет, и всё — в куче у неё, сердце остановилось, и запустить не смогли… Вон, молодые умирают от вирусной пневмонии, спасти не можем, а бабуля хоть пожила хорошо,- успокаивала нас  Оля.

Но каждый из нас потихоньку, в подушку, всплакнул по милой доброй бабушке Зинаиде. Царствие ей небесное… Да подольше сохранится о ней светлая память на земле!

***

Косит, и косит вирус

По одному и – строем…

Расцвёл в октябре даже ирис,

Чтобы помочь  мед. сёстрам

Землю очистить от нечисти:

Корону  сорвать с вируса,

Вернуть в потаённое место.

Снова нам несёт  таблетки  Бойченко Светлана Александровна, ласковая и доброжелательная, она окончила Бийское медучилище и 25 лет уже отработала в перинатальном центре процедурной медсестрой в отделении новорождённых, теперь вот водится с нами, как с малолетними, беспомощными, пытаясь выходить нас, поставить на ноги. А вот и её напарница Ангелина Станиславовна Березикова, студентка АГМУ, 5-ый курс. Она работает медсестрой с  4-ого курса, а в ковидных госпиталях уже 5 месяцев. Планирует стать доктором. Она проверяет данные кислорода и температуру, что очень важно для назначения врачом текущего лечения.

***

Ветер ворочает тучи –

Ваяет из них людей,

Летящих  орлов над кручей,

Профили крупных судей.

Вот кресло, и кто-то вальяжно

Расселся с причёской всклокоченной-

Расплывшийся – неважно-

Но вновь превращённый в солнечность,

Словно не виделось, зрилось

Что-то подобие Бога,

А кресло, что вмиг развалилось,

Оставило лико Господа,

Внимающего к нам с неба…

Вращая очами объёмными,

Частицу даруя света.

Осень. Небо неуёмное:

То чистое, чистое, чистое,

То с ликами умерших предков

С кричащими ртами неистово…

И  стонущим тоном звонит из Екатеринбурга шукшинист Виталий Шитов:

— Ида, ты как там?

-Держусь, медики помогают.

— Новость плохая, вчера умер мой брат, Борис Васильевич… Сердце, инфаркт.

Как не знать, как не помнить доброго и отзывчивого рыбака, варившего нам настоящую уху-пальчики оближешь- всегда уважительного и гостеприимного, очень внешне похожего на царя Николая-2, о чём постоянно шутили за столом у хозяина… И я ощутила, как помокрели мои глаза.

— А как в Екатеринбурге с ковидом?

— По триста человек в день кладут новых в больницы, коек не хватает, умирает, Ида, много, но медики спасают даже безнадёжных..

— А мне моя ученица Наташа Селезнёва из Новосибирска звонила о том, что в городе больницы переполнены, увозят ковидных в районы. А там не хватает лекарств и оборудования. И процент смертности большой…

— Да, пришла к нам зараза и в Сибирь, может, морозы убьют вирус?

— Не для того и его и «пускали», как собаку злую с привязи, чтобы его мороз убил…

-Давай, Ида, будем держаться, шукшинистам от меня привет, пусть берегутся…

Оказываетя, везде уже проникла эта гадость. В первую волну радовались, что на Алтае, да и в Сибири редкие случаи,-природа чистая…А теперь волна всё сильнее и мощнее охватывает и здоровые окраины России.

***

И тот, кто вращал тучами-головою,

Глазами водил по земле,

Тот и забрал к себе

Тех, кто сегодня умер…

Звонят, сообщают, страдают,

От горя внезапного тая,

Слёз не имея уже,

Взывая к Богу, к душе

Того,

Кто вращал головою –

Формою иль её –

Глазами водил по земле,

Оставил пока мне

Возможность

На свет глядеть…

Когда мне становилось особенно тяжело, я устремляла взгляд в за оконную даль, и там среди освещённых луной веток и дымки облаков я видела образ моей матери, переходящий в Богородицу:

Наблюдая в окно, я заметила,

Как ветки, что ветер качает,

Превратились в лицо моей матери,

Юное, свежее, лицо любви и печали,

И вновь встрепенулись ветки,

Лицо матери повзрослело,

Взглядом, полным света,

Она мне помочь хотела:

Духовно взбодрить мою душу,

Что выкипает, как в сушу,

Возле  больных  людей –

Мне стало отрадней, теплей.

Веру, с какой мы вместе поступали, я встретила в коридоре, спешащей на выход:

— Вы далеко?

— На КТ отправили, хуже мне почему-то становится. У меня ещё и плеврит.

— А меня к выписке готовят… Это хорошо, что ещё раз проверят и назначения изменят. Не переживайте, Вера, всё должно быть хорошо. Как договорились, выздоровеем, пойдём, отметим в лучшем кафе…

— Обязательно,- уверила меня Вера…

— Вера, будем верить в лучшее, — она улыбнулась мне и твёрдой походкой направилась к выходу.

Какая прекрасная, доверчивая и скромная женщина, дай Бог ей здоровья, именно, такие на Руси облагораживают всё вокруг себя теплом своего сердца. Когда меня уже выписали, позвонил председатель Совета ветеранов  МУ МВД  РФ «Бийское», поздравил с выздоровлением, хотя ещё крепнуть организму после такой «выволочки» долго и попросил набрать номер Шмакова Сергея Викторовича, пред. Совета ветеранов МВД на ст. Бийск:

-Успокойте его, что Вы — живая: имя Идия у Вас и у терапевта, что умерла, спутали…

— Конечно, успокою, чтобы не разорялись, на венок не собирали…

И я полной грудью ощутила радость жизни: —  Ещё поживу, доделаю то, что не успела, посмотрю ещё на детей, полюбуюсь на внуков и правнуков…

В окно смотрела Богородица,

И лик её сиял добром,

Она подбадривала, водится

Так на Руси с былых времён.

И не жалела, утешала

По-матерински мудрым взглядом –

Она глубинное вещала,

Что просто Быть на свете – Радость,

Как с милым другом

В день венчальный.

  Идалия ШЕВЦОВА, писатель.

 Бийск, ноябрь 2020 г.

БЕРЕГИТЕ СЕБЯ И СВОИХ БЛИЗКИХ!